Веркин не боится ставить сложные вопросы и обозначать неоднозначные проблемы: в «Герде» речь идет и о социальном расслоении в современной России, и о злоупотреблении властью, и о первой любви, и о выборе жизненного пути, и о том, как оставаться человеком в нечеловеческих обстоятельствах, пусть они таковыми не кажутся на первый взгляд. Все это раскрывается через ряд событий в семье Орловых. Эпизоды крепко нанизаны на сюжетную нить, но при этом организованы словно бы хаотично. Жизнь есть жизнь, не все ружья стреляют, это вам не чеховская драматургия. Веркин предельно демонстративно ставит манки, читатель, к примеру, ждет обещанного в середине книжки фестиваля, но его не случается, случится что-нибудь другое. И все это катится к неутешительной мысли: сознательная взрослая жизнь сложна, брать на себя ответственность тяжело, мир не переделаешь, доверять другому – та еще работа, все может быть и будет хорошо, но далеко не сейчас. Да, краски сгущены только в финале сюжетной линии с Гердой, во всем остальном Веркин шутки шутит, строит порой очень даже сюрреалистические ситуации, не дает пессимизму охватить не только героев, но и читателя, но все равно от этого легче не становится. Фактически «Герда» о том, что в сражении с жизнью можно только проиграть. Читается книжка очень легко, и вот так вот с вот этой вот обманчивой легкостью, крайне непринужденно автор окунает читателя с головой в экзистенциальное отчаяние. Оно и правильно, только так и заставишь что-то понять. И именно тут и понимаешь, что перед нами далеко не детская книжка. Это как со «Ста днями после детства» Сергея Соловьева. История, конечно, про пионеров, но в финале, когда звучит мысль о том, что надо просто запомнить это лето, становится ясно, что она, конечно, про пионеров, но далеко не для пионеров. Думается, Сергей Соловьев мог бы снять прекрасный фильм по «Герде».

Сложносочиненность «Герды» не только в том, с какой обманчивой легкостью Веркин отводит читателю глаза, чтобы потом устроить ему эмоциональную вивисекцию, она еще и в навороченной архитектуре текста. Во-первых, повествование ведется от лица сразу двух героев: историю семьи Орловых мы узнаем от старшего сына (зовут Гошей) и от младшей дочери (зовут Аглаей). Эта раздвоенность не позволяет даже обозначить главного героя, что, конечно, хорошо, учитывая отказ Веркина от демонстрации чего-то правильного, чего-то универсального (книжка-то еще и про то, что образец для подражания не сыщешь, а если и сыщешь, то это тебе только показалось). Во-вторых, в тексте масса фигур умолчания. Например, Веркин далеко не сразу рассказывает о том, при каких обстоятельствах Орловы-младшие нашли Герду (или она их нашла), из контекста можно понять ситуацию, но только в общих чертах. И вот уже подозреваешь, что автор так и будет играть в молчанку, но нет – все узнаем, все детально расскажут. С другой стороны, здесь еще один прием отвлечения внимания: это-то Веркин подробно расписал, но по дороге много о чем умолчал, пожалуй, о вещах куда более серьезных. И даже тут можно найти объяснение: Гоше и Аглае куда проще рассказать про встречу с Гердой (это было все-таки пусть и страшное, но самое натуральное приключение), чем про другие более личные эпизоды. В конце концов, есть такие разговоры, которые никому не перескажешь. Но, конечно, их всегда можно реконструировать, в случае если хорошо знаешь фигурантов. В-третьих, текст просто пропитан бесконечным количеством всевозможных аллюзий и отсылок, которые в свою очередь позволяют выстроить символические цепочки. Тут вам и Ктулху где-то шевелится во сне, и на сцене любительского театра крайне авангардно ставят «Маленького принца», и Аглая выбирает себе для чтения не самых однозначных представителей русской классики. Все эти линии крайне интересно отслеживать, они дают, пожалуй, даже больше, чем прямое описание событий. Отсылки тут не только литературные, есть и всякие кинематографические. В конце концов, в какой-то момент на текст падут тени от «Красоты по-американски» Сема Мендеса и «Шестого чувства» Найта М. Шьямалана. Речь идет практически о цитировании, что позволяет понять: тут вам не просто зарисовки из жизни провинции, тут вам настоящая драма с изрядной долей мистики. Теперь вы знаете, куда смотреть.

Никто не мешает воспринять Герду как не просто еще одно воплощение архетипа верного помощника, но еще и как духа-хранителя, пришедшего к Гоше с Аглаей в тревожном месте, где, кажется, проходит граница между мирами (в социальном смысле так точно). Точно так же читатель волен интерпретировать бурное воображение Аглаи как проявление самого настоящего сверхъестественного дара. Подробней не будем, ибо спойлеры. И скажем честно, подобный подход к тексту делает его еще лучше, добавляет глубины, но при этом и усиливает неоднозначность. Следовательно, будем считать его верным.

Но все это ближе к финалу. Краски сгущаются, отсылки проявляются, юмора становится все меньше, зато и язык усложняется. Словно Веркину надоело себя сдерживать. Когда дело доходит чуть ли не до белого стиха – «Он поднял из берлог сумерки, мгла продавила границу и стала затапливать сад, я села возле окна, одна. Нет, это было все-таки море, этим вечером оно решило взять свое, берег сдался. За туманом явилась вода, подкралась к дому и поднялась почти до окна, все равно одна, так что можно было опустить руку и попробовать. Точно море, вода оказалась соленой и холодной, пальцев коснулись водоросли, гладкие и длинные, как змеи, сгубившие Трою, морская звезда тронула ладонь лучами, рыбы, я видела их, они молчали. Я смотрела на воду. Все было так, как хотелось мне. Там покачивались обломки испанских каравелл и вулканическая пемза, птицы с компасами вместо глаз, еще пирамиды на дне, льдины со странными знаками, написанными кровью, подводная лодка, забытая, но живая, ее сердце не остынет еще сто лет, или дольше, пока не отступит свет, пока тетка не пройдет мимо окон трамвая. Цель, конечно, недостижима, даже выбора нет, даже выхода нет. Львы все равно сожрут Эльдорадо. Ветер, сумрак, призраки фонарей. Так отныне будет всегда, я знаю, так будет всегда, я и борей» — становится очевидно, что перед нами по-настоящему большая литература, которая, как известно, не знает возрастной привязки. Так же очевидно, что в «Герде» есть еще и религиозные аллюзии. Но, пожалуй, вот тут имеет смысл и остановиться.

Итак, в чем заключается история, которая в начале нулевых покорила и критиков, и простых читателей? Главный герой, пятнадцатилетний индус Писин Молитор Патель, именующий себя просто Пи, после кораблекрушения, в котором погибла вся его семья, оказывается в одной лодке с зеброй, орангутангом, гиеной и бенгальским тигром. Мягко скажем, неожиданное (и очень опасное!) соседство. Дело в том, что семейство Патель владело зоопарком, а из-за усложнившейся в Индии политической обстановки решило переехать вместе со зверьми в Канаду, где, собственно, зверей и предполагалось продать. В итоге животные немножко покушали друг друга (в романе этому посвящены весьма тошнотворные эпизоды), и Пи оказался наедине с тигром. У тигра, кстати, прекрасная кличка: Ричард Паркер. Теперь мальчику предстоит понять, как выжить, приручить тигра и пересечь Тихий океан, в общем, та еще инициация, и врагу не пожелаешь. Кстати сказать, это вовсе не зачин истории: в фильме все это безумие в океане начинается по истечению первого получаса действия, а в книге – только во второй части из трех. А до этого нам много говорят о детстве главного героя, готовят, так сказать, почву для его испытаний.

Интерпретировать роман Янна Мартела достаточно сложно, это многослойный текст с большим количеством поднятых вопросов и всяких аллюзий. С одной стороны, это, конечно, робинзонада, изощренно придуманная и реализованная. С другой стороны, без параллелей с ветхозаветными историями Ноя и Иова не обошлось. Тут вам и история осознания Бога, и история взросления, и просто увлекательное повествование о выживании посреди океана. А в самом конце оказывается, что тут еще и про спасительную силу воображения говорится. Более того, уже на последних строках читатель может прийти к мысли, что «Жизнь Пи» вовсе не про мальчика и тигра, а про него, про читателя. Дело в том, что автор лукаво предлагает читателю выбрать две версии произошедшего с Пи. По сути совершенный выбор характеризует именно читателя. Был ли тигр, или его не было? Это история про чудеса и приключения, или все-таки про человеческую жестокость? В конце концов, достаточно ли читатель взрослый, чтобы наплевать на логические нестыковки и поверить в остров-людоед? Безусловно, все это демонстрирует превосходство слова над изображением: в романе проще сделать неочевидного тигра, чем в фильме. В последнем случае-то его точно надо показать. И именно это порождало сомнение в том, что у киноделов получится вызывать у зрителя тот же аффект, который получилось вызвать у читателей писателю (по крайней мере, в случае с автором этих строк – получилось). В идеальной экранизации «Жизни Пи» зритель, вообще, не должен напрямую видеть Ричарда Паркера. Но то в идеальной, в жизни, увы, идеального не найдешь. Поэтому тигра, конечно, показали. И это, конечно, то, что портит всю историю. Хотя тигр получился просто загляденье.

С таким материалом продюсерам, конечно, надо было найти сильного режиссера с небанальным авторским видением. И начали они с козырей: позвали Найта М. Шьямалана. На тот момент он был известен, как постановщик многозначительных триллеров с неожиданными финалами (провал «Девушки из воды» был еще впереди). Безусловно, сыграло роль и то, что сам он родился в Пондешерри, городе в Индии, где и живет до отправления в Канаду главный герой. Безусловно, Найт М. Шьямалан мог бы сделать выдающееся и парадоксальное кино, учитывая, что на тот момент он показал городу и миру, как внимательно относится к мелким сюжетным деталям (см. «Шестое чувство» с Брюсом Уиллисом и Хэйли Джоэлом Осментом) и в целом умеет работать с религиозными мотивами (см. «Знаки» с Мелом Гибсоном и Хоакином Фениксом). Но не срослось. Официально Найт М. Шьямалан позже заявил, что его слава режиссера сложносочиненных триллеров могла сослужить плохую службу фильму, так как зритель фиксировался бы на мелочах, ожидал бы неожиданного финального поворота и не заметил бы таким образом самого главного. Потом продюсеры обратились к Альфонсу Куарону, единственному режиссеру из тех, кто работали на «Поттерианой», которому это пошло на пользу и вывело на уровень ведущих работников голливудского цеха. Безусловно, большую роль в таком выборе сослужило то, что Куарон доказал «Гарри Поттером и узником Азкабана», что может делать формально большое студийное кино предельно оригинально и самобытно. И тут тоже – не срослось. Третьим оказался Жан-Пьер Жене. Его работу над четвертом фильмом франшизы «Чужой» нельзя назвать выдающейся, но вот уж «Амели» и «Долгой помолвке» в этом не откажешь. Безусловно, Жене мог бы сделать из «Жизни Пи» настоящую феерию фантазии и безумия, но этого мы так же никогда не увидим, так как, в конце концов, режиссерское кресло экранизации романа Янна Мартела занял Энгл Ли. Про него можно сказать только одно: все жанры ему покорны, но при этом какого-то авторского почерка не видно. Формально Энг Ли снимает эталонное жанровое кино (тут вам и уся, и гей-драма, и боевик с Уиллом Смитом, да-да, будем считать, что есть такой жанр), только выглядят его фильмы так, словно их мог снять любой другой режиссер. Тем более удивительно, что у Энга Ли в кармане два «Оскара» за режиссуру: первый – за «Горбатую гору», и это учитывая, что одновременно с ним номинировался Стивен Спилберг за колоссальный «Мюнхен», и второй – как раз за «Жизнь Пи», и это при соседстве в номинантах Михаэля Ханеке за филигранную «Любовь». Да, безусловно, Энг Ли решил в «Жизни Пи» множество сложных задач: съемки в разных концах света, работа в огромном бассейне над морскими сценами, контроль сложнейших спецэффектов, сюда же можно приплюсовать и то, что на съемках были задействованы и настоящие животные, да и сценарий ему попался сложносочиненный. Тем не менее, на выходе мы имеем типичный голливудский блокбастер: впечатляющие съемки, умопомрачительные цвета, всевозможные дикие красивости и выхолощенный смысл. Да, картинки тут действительно глаз радуется, местами вышло просто волшебно. Смыслы же даны простенько и незамысловато. Но определенную режиссерскую позицию все-таки можно найти: Энг Ли сделал фильм, в котором в финале (в отличие от книги) нет никакой двусмысленности, тигр, конечно, был. И дело тут не только в том, что его показывали весь фильм, дело еще и в том, как тут расставлены акценты. С одной стороны, это даже здорово – фильм дает нам некоторое прочтение первоисточника, а не его копию. С другой – закрадывается ощущение, что киноделы просто не справились со сверхзадачей, которую перед ними поставил Янн Мартел, и пошли наипростейшим путем.

По сути Энгу Ли надо было упаковать в один фильм три жанра: документального интервью, детского кино про взросление и кино про выживание в диких условиях. С первым все просто: это рамка. Некий писатель (по сути сам Янн Мартел) встречается с сорокалетним Пи, который рассказывает ему свою историю. При этом они завтракают, гуляют по Монреалю и так далее. Посему мы слышим много закадрового голоса: Пи периодически комментирует свои приключения и вносит ясность по неочевидным моментам. Это, кстати, те костыли, которые опять же сигнализируют о том, что кинематографистам оказался не под силу исходный материал. По идеи зрителю ничего не надо вот так вот в лоб проговаривать, зритель все это должен именно что увидеть, а не услышать. В финале будет много пояснительных фраз, что не есть хорошо. Любопытно, что роль Янна Мартела изначально сыграл Тоби Магуайер, но потом Энг Ли переснял все сцены с ним, взяв на эту роль Рейфа Сполла. Сделано это было якобы из соображений, что слишком известный Магуайер будет перетягивать на себя внимание зрителя. Хм, и при этом на еще более второстепенную роль судового кока – всего минуты три в кадре – взяли Жерара Депардье. Вот уж кто может мгновенно перетянуть на себя внимание зрителей! Но режиссера это почему-то не смутило. В любом случае: интервью получилось, как интервью – в меру скучно. Первые полчаса про взросление и духовные поиски маленького Пи вышли сбивчивыми и поверхностными. По идеи в течение этого промежутка времени зритель должен хорошо понять главного героя, проникнуться его психологией, чтобы позже оценить то, каким стойким он оказался. На деле вышло вот так: тут малыш Пи узнает про индуизм, вот тут – про христианство, пара минут уделена исламу, вот мальчик уже вырос, у него случилась первая любовь, но про девушку его мы ничего толком не узнаем, пара уже на корабль садится. Да, Индия получилась тут открыточная и пестрая, но при этом очень европейская (ладно, спишем это на то, что действие происходит на бывшей французской территории), даже про индийских богов Пи узнает, пардон, из комиксов. Шока от экзотики зритель не получит, да он тут, наверное, и не нужен. Равно как и вся эта предыстория в том виде, в котором она дана. Уж лучше бы дали флэшбеками эти моменты, чем отводили под них отдельный сегмент фильма. А вот оставшаяся часть до финального раскрытия карт получилась выше всяких похвал. Тут есть все, что нужно: отличная визуальная составляющая, напряженная драматургия взаимоотношений с тигром, поразительные сюрреалистические эпизоды. К сожалению, нет сцены с двумя слепцами в открытом море, но, думается, снять ее было принципиально невозможно. Да и выглядела бы она инородно на фоне всех остальных красот. Все это дело не работало бы, если бы на главную роль не взяли хорошего актера. Пятнадцатилетнего Пи сыграл Сурадж Шарма. Сам Энг Ли говорил, что выбрал его, прослушав примерно три тысячи претендентов, за то, что он и в жизни был именно таковым, как нужно. На самом деле при работе с непрофессионалами такой подход имеет смысл, хотя порой может и не сработать. В данном случае сработал: Сурадж Шарма смог вынести на своих плечах всю эту громоздкую конструкцию. Парень, безусловно, молодец. Хотелось бы верить в его дальнейшую успешную карьеру, но пока фильмография у него не блещет, пусть он и продолжает сниматься. Возможно, «Жизнь Пи» так и останется высочайшим его достижением.

Можно было бы забыть первые полчаса «Жизни Пи», как страшный сон, ведь дальше летучие рыбы атакуют шлюпку, вода по ночам светится, тигр беснуется, шторм, кажется, поглотит героев и так далее. Но в финале создатели фильма расставляют все точки над i: вторую версию истории нам не показывают, а рассказывают. Экранный писатель прямым текстом говорит, какая история нравится ему больше. В конце концов, в книге на последних страницах Пи предстает тем еще манипулятором, а здесь он просто уставший, побитый жизнью паренек, который расскажет страховщикам все, что они захотят, главное, чтобы отвязались. Ричард Паркер был. И точка. В некотором смысле это не так уж и плохо, позволяет сохранить веру в людей. Вот только те, кто читал книгу, могут только покачать головой, сетуя на столь грубое упрощение авторского замысла. По крайней мере, автор этих строк.

Если «Оскар» в номинации «Лучший режиссер» и вызывает некоторое недоумение, то вот с остальными выигранными статуэтками все в порядке. Музыка тут действительно хороша и атмосферна, оператор поработал на славу, визуальные эффекты такие, что и комар носа не подточит. В целом «Жизнь Пи» получился крепким фильмом, которому можно было бы и «Фильм года» дать, в конце концов, он явно лучше «Операции "Арго"». Но ныне в этой Оскаровской категории правят политические решения, так что у фильма про религиозные сомнения, взросление и немыслимые красоты природы не было ни малейшего шанса.